напишу-ка я тут первую главу чвоего ужаса по ТФ-3. Вообще-то готово уже две (из 4рех), но только вторая все еще в бумажном варианте.. Захотелось мне написать трансформацию Бэевского Прайма в Дживановского, а вышел просто кошмар!
Пишу под закрытой пока (только для ПЧ - они меня не сдадут), так как готовится на конкурс на Трансфикшенз. Просто хочется узнать - может вообще не выкладывать туда? там народ стёб писать собрался... а у мну тут ой?
и еще одно... какую направленность указывать? в первой и второй главе слэша практически нет... зато вот в третей.... как народ поступает в таких случаях?
рьяным Бэй-Праймофилкам читать не рекомендовано - будут автора бить )))
Оптимус стоял на мосту и бешено пылавшей оптикой смотрел на груды металлолома, которые еще недавно были его противниками. Из развороченных механизмов его оторванного манипулятора тоненькими струйками хлестал энергон, но он, казалось, не замечал этого – процессор утопал в безумном тумане помех, а системы одолевал непривычный огонь, плавящий их изнутри. Опасный, дикий, разрушающий огонь. Сверкавшая всеми оттенками синего, оптика автобота постепенно стала обретать свой привычный, голубой свет и его взгляд становился более осмысленным. Он снова скользнул по залитым розовой жидкостью корпусам на асфальте, потом тревожно поднялся к небу, где еще были видны остатки огромной планеты. В этот миг пронзительный, острый, как лазерный клинок, импульс пронзил искру и автобот согнулся пополам не в силах вынести его мощность. Огненный туман ярости в процессоре внезапно сменился звенящей тишиной, а жар в энергопроводах превратился в режущий холод. Вдруг стало так невыносимо смотреть на залитую энегоном картину вокруг, что захотелось выключить оптику. Неужели это все сделал он? Оптимусу стало так плохо, что он, невзирая на сильную боль в искре и оторванный манипулятор, трансформировался и помчался прочь от этого места. Отсутствие манипулятора значительно усложняло ему пребывание в альт-режиме, но, похоже, автоботу сейчас было все равно. Он не мог видеть ничего, так как перед визорами стояла картина растекающихся по асфальту луж энергона, а в аудиосенсорах была только звенящая, мертвая тишина. Все ощущения исчезли, оставив только пронзительную боль в самой искре. Что-то словно оборвалось в этой искре… что-то пошло не так и повлекло за собой чудовищные последствия. Осознавать происшедшее было так горько, что Оптимус глупо попытался убежать. Убежать от самого себя. Убежать от совести.
Боль внутри нарастала с каждым оборотом колес грузовика, и вскоре ехать стало невозможно. Потеряв управление, он вылетел на обочину и покатился вниз по острым камням скалистой породы, трансформируясь на ходу. Проехавшись несколько метров на спинных пластинах и жестоко содрав обшивку, он затормозил у подножия плато, поднимая клубы пыли. Еще некоторое время мех лежал без движения, но очередной виртуальный клинок, вонзившийся в его искру, заставил Оптимуса перевернуться на бок и скрутится калачиком, поджимая ноги к грудным пластинам.
«Оптимус…» - вдруг раздался спокойный низкий голос прямо у него в процессоре. Автобот вздрогнул, узнав его. В том, что это обращалась к нему Матрица лидерства, сомневаться не приходилось. Она и раньше так делала, но только очень давно – кажеться еще до прибытия на Землю!
«В Праймы всегда выбирались самые смелые, умные и преданные среди автоботов. – Продолжил ровный голос внутри, - Таким был Сентинел Прайм. Он был достойнейшим среди хранителей Матрицы…!»
Новый укол боли заставил издать Оптимуса сдавленный стон. Его оптика немного померкла и по корпусу прошла волна дрожи. Автобот боялся даже пошевелиться, чтобы не вызвать новый пронизывающий импульс. Кроме ужасных сбоев и помех, нараставших в процессоре, он чувствовал еще и дикое разочарование, а также непонятное желание оторвать себе второй манипулятор. Причем он не мог понять, откуда берутся все эти терзающие искру чувства. Хотелось исступленно орать на всю мощность вокалайзера, но сил хватало лишь на то, чтобы, стиснув дентопластины, молча слушать разливающийся внутри голос.
«Ты знаешь, что Матрица не сама выбрала тебя когда-то, Оптимус… - продолжал он, - Сентинел передал тебе меня по собственной воле. Передал, потому что ты был его наилучшим учеником, самым преданным и самым талантливым. Он думал, что именно ты сможешь привести Кибертрон к миру. На мне отражаются некоторые настроения и чувства Хранителя и я могу точно сказать, что Сентинел ничего так не желал больше, как возрождения Кибертрона и его процветания. Он тогда уже устал от бесконечной войны и надеялся, что ты сможешь более рассудительно править автоботами и привести их к миру. А ты повел их на деактивацию, Оптимус… Ты уничтожил своего учителя, который когда-то доверил тебе самое дорогое, что у него было – Матрицу лидерства. Ты уничтожил родную планету и устроил настоящий геноцид собственному виду».
- Не-е-е-ет! – сдавленно прокричал Прайм, хватаясь за шлем, в котором, казалось, взорвалась сверхновая, - я… я… не хотел ТАК… я… тоже… стремился к миру…
Слова ему давались с трудом, потому что все системы заполонил непроглядный туман сбоев, отчаяния и боли.
« Какого мира ты хотел? С кем? С десептиконами? Но ты отверг предложение мира от Сентинела. Он заключил союз, а ты уничтожил его. Нет, Прайм, не мира ты хотел! Ты хотел ПОБЕДЫ! Победы, славы, власти и признания. Тебе нравилось, когда эти белковые создания смотрели на тебя, как на героя…»
- Это не… - неуверенно прошептал Прайм, скорее пытаясь переубедить себя самого, нежели Матрицу. – я хотел… хотел их защитить…
« Защитить? От чего? От войны? От не касающихся их разборок инопланетных рас, которые вы перенесли в их дом? Десептиконы изначально пришли сюда только за Оллспарком… в их планы не входило разворачивать боевые действия на этой планете…»
- Защитить от… от порабощения… - через силу выдавил из себя Оптимус, чувствуя, как его собственная искра начинает расплавлять системы изнутри. Температура в ее камере поднялась до запредельной высоты и он усилил вентиляцию до максимума.
«Как похвально – защитить другую расу путем уничтожения собственной. Путем разрушения целой планеты! Ведь по законам вселенной именно ты – предатель… Разве когда ты получал Матрицу, ты присягал белковым? Нет, ты клялся защищать Кибертрон, автоботов и мир. А потом ты предал эту клятву, Прайм, выбрав в приоритеты чужую, неизвестную расу только по личным убеждениям. Но ведь с точки зрения Космоса, их жизни ничем не дороже жизней кибертронцев. Вопрос только в том, на чьей ты стороне».
Оптимус смог только невнятно простонать в ответ. В блоках памяти всплыли слова клятвы, которую он приносил Сентинелу, когда получил от него Матрицу. Для каждого Прайма она была наивысшей истиной, и никакие другие убеждения не должны были поколебать веру в нее. Прайм должен следовать своей клятве, должен руководиться посылами Матрицы, иначе расу трансформеров ожидает крах и вымирание. Имея столь сильный источник мудрости и мощи, как Матрица Лидерства, Прайм должен быть моралью и сознанием кибертронцев, а значит, поступать сугубо по своему личному усмотрению ему было нельзя. Ведь Оптимус прекрасно знал, на что шел, когда перенимал ее у Сентинела. Пускай он был еще тогда не так опытен, но все же, далеко не спарком!
Поэтому ее жестокие слова все больше и больше казались ему справедливыми. И от этого становилось еще хуже. Из-под него словно выдернули опору, стало так невыносимо одиноко, словно он действительно был единственным функциональным мехом во всей галактике. Процессор захлестнула безнадежность и безысходность, а все тщательно вырисованные идеалы смылись и поблекли, словно акварели под безжалостным дождем.
Сжигающее пламя внутри искры не унималось ни на клик, и автобот беспомощно хватался за камни вокруг, пытаясь хоть на чем-то сосредоточится. Куллеры надрывно подвывая, отчаянно пытались остудить пожар внутри, но это не приносило желанного охлаждения.
- Я пытался… пытался защитить человечество… от… гибели… - собравшись с силами, тихо простонал автобот, только его слова уже не звучали так уверенно, как прежде. Это скорее была попытка оправдаться перед самим собой, нежели возражение.
«Хватит лгать себе и заставлять всех верить в твою ложь! – строго произнес ему голос, - Ты вовсе стал не на защиту всего человечества Прайм! Ты защищал интересы одного конкретно взятого государства на этой планете. В итоге действия автоботов привели к гибели намного большего количества белковых, чем их уничтожили десептиконы. В результате этой вашей борьбы за мир право вершить судьбу человечества получили далеко не самые справедливые и бескорыстные представители этого рода! Ты нарушил гармонию этого мира, забрал у белковых свободу выбора, предоставляя им только одну сторону правды. Так скажи, кого ты спасал, Прайм? С какими призрачными врагами ты боролся? Ввязал в гражданскую войну третью расу, заставляя ее выбирать сторону и гибнуть за нее? А ты уверен, что твой выбор настолько безупречен? Мегатрон тоже хотел окончания войны, то ты уже его не слушал… давно не слушал, ослепленный своими выхолощенными идеями. Даже Сентинел не смог достучаться к твоей искре. Ты предал Матрицу, Прайм. Предал Кибертронские законы и ты знаешь, чем это может закончиться!»
Голос на миг оборвался, но автобот не смог ответить ему. Он только коротко кивнул головой – конечно, он знал! Все заканчивалось вымиранием трансформерской расы, что уже почти случилось, причем вся ответственность лежала на Хранителе Матрицы. Его самого ждало вечное проклятие, если он не убережет свой вид от исчезновения с лица Вселенной.
- Это так… сложно… - наконец сумел он тихонько простонать.
«Но ведь ты знал об этом? Или ты думал, что Матрица дает только власть и силу?»
Извивающийся от боли и огня автобот истерически замотал шлемом в знак протеста – он не собирался использовать ее силу в своих целях! Никогда!
« Прости, Прайм, но ты совершил слишком много ошибок, которые стали роковыми для Кибертрона!» - отчеканила где-то внутри Матрица, и внезапно звенящую тишину в процессоре пробил ужасный визг сотен высокочастотных вокалайзеров. Оптимус почувствовал, как он раскаленной волной накатил на аудиосенсоры, и ему показалось, что они сейчас взорвутся от этого звука. Желая избавиться от него, он несколько раз даже ударился шлемом о камни, мечась в исступлении.
«Зря пытаешься, это не фантомный звук. Это писк ужаса еще недоформатированных бэт, что погибли на Кибертроне. Звуковая волна идет довольно долго и только сейчас достигла Земли. Так получилось, что ты ее услышал именно здесь». - Невыносимо спокойно объяснил низкий голос внутри.
Автобот наконец не выдержал и закричал, понимая, что не в силах больше выносить всю эту пытку. Это было больше, намного больше, чем он мог вытерпеть. А осознание того, что вряд ли что-либо измениться просто расплющивало своей безысходностью, словно пресс. Искра внутри пылала так, что грозила разорваться тут же мощнейшим взрывом, который будет видно, пожалуй, до самых осколков Кибертрона.
- Убей меня… Прошу! – прохрипел Оптимус, мерцая потускневшей оптикой в уже ночное небо, - я… я больше не могу… я совершил чудовищные ошибки… я заслуживаю деактивации… но только не надо больше… так… это выше моих си-и-ил!!!
Из приглушенных оптосенсоров потекли прозрачные струйки омывателя, а сине-красный корпус, прекратив метания, мелко задрожал.
«Прости, Оптимус, но я тут не причем. Я не вправе лишать функционирования Кибретронца, так же, как и не вправе его мучить. Матрица не может наказывать или убивать! Просто, когда ты стал Праймом, тебе автоматически прописались в прошивку специальные коды. Что-то подобное тому, что белковые называют совестью, только намного мощнее. Выходит, ты сам себя мучаешь, Прайм. И ты не сможешь остановиться, так как не сможешь ничего исправить. На твоей искре лежит проклятие, так же, как и на всех тех, кто причастен к уничтожению Кибертрона. Таков древний закон, берущий начало еще со времен первых Праймов и первых воен. Чтобы остановить разгоравшуюся уже тогда гражданскую войну, было придумано специальный невидимый код, который внедрялся в прошивку каждого трансформера Сигма-компьютером. И если в ходе войны одна раса полностью уничтожит другую, чем предаст обеты первых Праймов, тогда он активируется в наказание оставшимся. Ниодна война, ни одно убийство не должно остаться безнаказанным, Прайм. Это уже законы Вселенной и здесь ни я, ни ты не имеем никакого влияния».
Сдавленный стон автобота прервал монолог Матрицы. Ему казалось, что его искру медленно плавят в доменной печи, а процессор зажали в тиски и постепенно сжимают их. Кроме всего этого, нейросеть теперь терзало моральное раскаяние, которое усугублялось отчаянием и страхом. Слишком много он взял на себя, слишком много законов пренебрег, пытаясь решить судьбу целой расы, руководясь своей моралью! Такие поступки всегда влекут за собой тяжесть расплаты.
«Белковые… ты стал на защиту их, думая, что они слабее! Но ты сам смог убедиться, на что они способны, дай им достаточную силу! Во Вселенной нет случайностей и каждый фактор вытекает из сотни других. А ты нарушил вековой баланс и теперь приходиться за это расплачиваться. Я не могу тебе помочь, Оптимус… Даже если бы и хотел…»
Отчаянное тихое завывание снова вырвалось из вокалайзера. Автобот раскрошил в манипуляторе горсть твердой породы и песок высыпался между шарнирами. Кажется, этот жест был единственным, что удерживал его в этой реальности. Сотни ошибок и багровый туман помех перед оптикой свидетельствовали о том, что его процессор уже порядочно сбоил и был на полпути к помешательству.
Матрица несколько кликов молчала, словно наблюдая эту ужасную картину. Потом снова зазвучал низкий спокойный голос, но уже с более мягким тоном.
«Если ты хоть как-то хочешь что-то изменить, у тебя все же есть шанс. – Снисходительно проговорил он, - Ты можешь еще сделать одну вещь во имя Кибертрона, Оптимус. Но учти, твоя боль никуда не исчезнет и тебе придется функционировать с ней».
- Я… я готов… - измученно прохрипел автобот, снова свернувшись калачиком. Он крепко прижимал единственным манипулятор к грудным пластинам и слабо бился шлемом о камни. Процессор сбоил так, что уже практически ничего не соображал, с потускневшей синей оптики все еще струился омыватель, а в аудиосенсорах отдавалось эхо бэтского крика.
« Ты оказался сильнее, чем я думал, Оптимус – проговорила Матрица, явно удивившись согласием автобота. – Что ж, пожалуй, я смогу кое в чем тебе помочь. Я поведу тебя. Только ты должен беспрекословно подчиниться».
Вымотанный безжалостной пыткой мех коротко кивнул после небольшой паузы. У него коротило системы от одной только мысли, что придется функционировать в таком состоянии, так как терпеть это было невозможно. Но он был Праймом… все еще… и он сам выбрал себе этот путь. И теперь он готов был распылиться на атомы, только чтобы хоть на микрон исправить то, что натворил.
« Мне правда жаль, что так вышло, Оптимус – проговорил голос и в нем уже совершенно отсутствовал тот пронзающий холод. – Ты обрек себя на вечное проклятие. Но я постараюсь тебе помочь. Нужно торопиться, давай, подымайся!»
Оптимус снова кивнул, но ему пришлось довольно долго собирать всю свою волю в кулак, чтобы заставить себя встать. Состояние ничем не улучшилось, лишь только плачь погибающих бэт полностью стих и слышался четкий ровный сигнал Матрицы. Сцепив дентопластины, автобот таки сумел выпрямиться, опираясь на скалу манипулятором. Теперь в выцветшей голубой оптике была только упрямая решимость, что делала его похожим на бездумную машину. Профорсировав куллеры, он трансформировался, совершенно не обращая внимания на вопли системных датчиков об ошибках и повреждениях. Надрывно гудя, завелся мотор, и тягач медленно поехал в направлении трассы, с которой он вылетел, казалось, целую вечность назад.
Он не видел городов, которые проезжал, не замечал других машин, мелькавших мимо, он подпрограмно мчался туда, куда звала его Матрица, лелея в глубине разрывающейся искры слабую надежду. Безрезультатными были попытки адаптироваться к тому ужасному состоянию, в котором он находился и приходилось, смирившись, стоически переносить каждый болезненный клик своего существования. Искра, казалось, уничтожала его изнутри, пылая диким огнем и грозя разорваться на куски, подымись температура еще хоть на градус. Даже работающая на всю мощность вентсистема не приносила облегчения. Все ресурсы уходили на то, чтобы заставить процессор сосредоточиться на дороге, но грузовик не притормаживал ни на клик. Пускай он развалиться на запчасти на этой пыльной трасе, но не остановится… ни за что не остановится! Когда кто-то повинен в гибели родной планеты и геноциде целой расы себе подобных, ему не пристало себя жалеть!
Под утро поселения белковых поредели, и дорога повела по пустынной местности. Встречный ветер заставлял песок забиваться в поврежденные в бою механизмы и грузовик был вынужден немного сбавил скорость. Хорошо, что солнце еще не встало, иначе бы он просто сгорел на раскаленном пустынном плато, по которому тянулась тоненькая нить песчаной дороги. Широкий кузов тягача едва помещался на ней, и горе было бы тому неудачнику, кто бы додумался ехать сейчас по встречной полосе.
Острый болезненный укол в искре заставил его зашататься от края до края трассы. Он возвещал о том, что автобот почти у цели. Каждый оборот колес теперь давался с титаническим трудом, отзываясь новой вспышкой в искре. Системы катастрофически перегрелись, энергон в проводах начинал закипать, ресурсы почти иссякли, но грузовик упрямо продолжал свой путь, даже не заметив, как за ним потянулась тонкая мазутная дорожка из треснутых топливоприводов. Пелена помех устлала теперь все его радары и он двигался, следуя только зову Матрицы, и молясь, чтобы у него хватило сил доехать до назначения.
Оптимус чуть было уже провалился в оффлайн, как впереди четко обрисовались очертания заброшенной стоянки. Он смог ее разглядеть даже сквозь помехи и заставил себя снова сконцентрироваться на цели.
Заехав на стоянку, мех с большим трудом трансформировался, чувствуя, как заедает пазы и гнется металл механизмов. Пришлось несколько кликов настраивать оптику, чтобы осмотреться. Совсем неподалеку от него, в песке валялся какой-то уродливый мех, с покрытым коррозией корпусом. Скорее всего, дезактив постиг его от нехватки энергии и ущербности искры. Так или иначе, помочь этому коротышке уже нельзя было, поэтому он переключил свое внимание на ряд металлических бочек перед ним, основательно проржавевших и накрытых грязным брезентом. Очевидно, разбуженный звуком трансформации большого меха, в них кто-то пискнул и закопошился. Тяжело провентилировав, Оптимус подошел ближе и сдернул укрывавший бочки брезент. Тут же на него уставились две пары крошечных оптосенсоров – синие и красные. По нейросети автобота снова пронеслось раскаленное торнадо и он ухватился за края большого ящика, боясь потерять равновесие. Потом он нагнулся и поднял обоих спарков, которые без проблем уместились на одном манипуляторе, и поднес ближе к оптике. Они были очень слабыми – по потускневшей броне было видно, что они долго голодали. Крошечными манипуляторами спарки отчаянно хватались за выступы сине-красной брони, пытаясь удержаться на ладони большого меха.
По щечным пластинам Оптимуса снова покатился омыватель. Вдруг вся Вселенная сузилась до размеров этих крохотных созданий и он обессилено опустился на колени, аккуратно прижав их к грудной пластине. Его обреченный взгляд выцветшей, казалось, оптики вдохновенно устремился к небу, где яркими полосами загорался рассвет. С вокалайзера сорвался тихий шепот:
- Праймас… Спасибо…
Несмотря на все свое плачевное положение, Оптимус почувствовал себя почти счастливым в этот короткий миг.